А. Барикко "Море-океан"

[taiger]

без комментариев, настолько моя книга.. единственное - как же он чудесно имитирует словами и строчками ритм волн

И войду в море

- Как же мы доберемся до моря? - спросил у него падре Плюш.
- Оно само до вас доберется.

Знаешь, чем здесь хорошо? Смотри: вот мы идем и оставляем следы на песке, отчетливые, глубокие. А завтра ты встанешь, выйдешь на берег и ничего не найдешь, никаких следов, ни малейших отметин. За ночь все сотрет море и слижет прибой. Словно никто и не проходил. Словно нас и не было. Если есть на свете место, где тебя нет, то это место здесь. Уже не земля, но еще и не море. Не мнимая жизнь, но и не настоящая. Время. Проходящее время. И все.
Идеальное убежище. Здесь мы незримы для врагов. Чисты и прозрачны. Белы, как полотна Плассона. Неуловимы даже для самих себя. Но в этом чистилище есть свой изъян. И от него не уйти. Это море. Море завораживает, море убивает, волнует, пугает, а еще смешит, иногда исчезает, при случае рядится озером и громоздит бури, пожирает корабли, дарует богатства - и не дает ответов; оно и мудрое, и нежное, и сильное, и непредсказуемое. Но главное - море зовет. Ты поймешь это, Элизевин. Море и есть не что иное, как постоянный зов. Он не смолкает ни на миг, он заполняет тебя, он повсюду, ему нужна ты. Можно ничего не замечать - бесполезно. Море по-прежнему будет звать тебя. Это и другие моря, которых ты никогда не увидишь; они вечны и будут терпеливо поджидать тебя в шаге от твоей жизни. Их неустанный зов ты будешь слышать везде. И в этом чистилище из песка. И во всяком рая, и во всяком аду. Не важно как. Море день и ночь будет звать тебя.

- Скоро я уеду. И войду в море. И выздоровлю. Я так этого хочу. Выздороветь. Жить.

- Где у моря глаза?
- ...
- Ведь они есть?
- Есть.
- Ну и где же они?
- Корабли.
- Что корабли?
- Корабли и есть глаза моря.
Бартльбум оторопел. Эта мысль почему-то не приходила ему в голову.
- Но кораблей сотни...
- Вот и у моря сотни глаз. Что оно, по-вашему, только двумя управляется? Действительно. При такой-то работе. При таком-то размахе.
Что верно, то верно.
- Погоди, а как же...
- Мммммм.
- А как же кораблекрушения? А бури, тайфуны и все такое прочее... Для чего морю топить корабли, если это его глаза?
Дуд поворачивается к Бартльбуму и с досадой в голосе произносит:
- А что... вы глаз никогда не закрываете?

И
я
беру
этот мрак
и вкладываю его
в Твои ладони.
И прошу Тебя,
Милостивый Боже,
подержать его у Себя -
всего часок,
подержать на ладонях -
всего-навсего,
чтобы выветрилась чернота,
выветрилось зло,
от которого в голове
так темно,
а на душе
так черно.
Ты не мог бы?
Ты не мог бы
просто
нагнуться,
взглянуть на него -
улыбнуться,
раскрыть
и выхватить
спрятанный свет,
а потом -
отпустить,
я его уже
как-нибудь
сам
отыщу.